В аду – аврал. Кипит работа,
бедняг-чертей бросает в жар:
заклинил наглухо ворота
Егор Тимурович Гайдар.

То изнутри его толкают,
а то снаружи тычут в зад,
шампунем, маслом поливают,
он – не вперед и не назад!

Сам Сатана примчался в спешке,
налег плечом – увы, никак…
Кричит: - Да где же этот грешник
отъел себе такой пердак?!

Дежурный чёрт спешит с докладом:
- Где-где – в России! Он один
семь миллионов мором-гладом
извел народу, Господин.

Считай, он сам их всех и слопал,
так и не диво, что широк…
Кольнуть его трезубцем в жопу?
- А если лопнет? - Не дай Бог!

Меж тем из душ новоприбывших
(а их немало собралось)
выходит эдакий парнишка:
большие руки, мощный торс,

на прессе кубики бугрятся,
и дельтовидные – вполне…
Он, и не думая стесняться,
подходит прямо к Сатане

и говорит ему:- Послушай,
не надорвать бы вам пупки…
Дозволь-ка мне по этой туше
слегка въебать с одной руки?

Рассвирепел Владыка ада:
- Презренный смертный, ты нахал!
Да что ты можешь? - Было надо –
рукой автобусы тягал…

- Ну, что ж, попробуй. За работу,
когда осилишь ты ее,
клянусь, не пожалею квоты –
поедешь в райской житье!

А не осилишь – твою душу
велю швырнуть в кипящий кал…
Но парень черта не дослушал,
шагнул к Гайдару – и въебал.

Ударил сноп говна и пара!
И, испуская жуткий рёв,
душа товарища Гайдара
умчалась в сторону котлов.

Аплодисменты! Поздравленья!
А Сатане уже несут
бланк по УДО освобожденья
и апелляшку в Страшный Суд.

- Сдержал свое ты, смертный, слово.
Сдержу и я. Кого писать?
- Ну что ж, пиши – Турчинский, Вова…
А Трахтенбергу – не въебать?

- Да ладно, успокойся, парень –
бери манатки, топай в рай.
Мы сами этих двух попарим,
а ты – со Штирлицем бухай!

Не грусти, прошу я, Бога ради!
В будущее с верою смотри!
Лишь у пидорасов счастье сзади,
А у нас с тобой всё впереди!

Мужчина средних лет, как вобла тощий,
В трусах одних по комнате ходил
И на жену, и на родную тёщу,
Тоску своим обличьем наводил.

- Оденься хоть, у нас ведь не витрина,
В окно вон люди смотрят на тебя!
- Пусть видят все, - в ответ сказал мужчина,
- Как с тёщею вы кормите меня!

- Ну, коль ты эту тему тронул Вася,
Жена его продолжила пилить,
- Трусы сними и голым оставайся,
Что б видели, за что тебя кормить!

Свою депрессию я ловко исцелю...
Пускай калории себя считают сами,
А я конфеты шоколадные люблю,
И это, кажется, взаимно между нами.

Вошла Она. И в ресторане
Вдруг разговор мгновенно стих.
Промолвил вслед какой-то парень:
- Имеет кто-то же таких!
Она, услышав, обернулась:
- Ты тоже хочешь, острослов?
И паренек, глотая слюни,
Пролепетал: - Всегда готов!
- Ну, хорошо! Держи визитку!
И приходи сегодня в шесть!
Потом добавила с улыбкой:
- Он будет и тебя иметь.

"Любите баб на свежем сене" -
Писал всем нам Сергей Есенин.
"А лучше все же на опушке" -
Упоминал об этом Пушкин.
"Ведите их на зерноток" -
Настаивал на этом Блок.
"Неважно где, а важно как" -
Всем говорил нам Пастернак.

Чтобы ссоры все забыть,
И друг дружку не гневить,
Муж с женой договорились
Очень вежливыми быть.

Муж квартиру открывает,
Возвращается с работы...
А жена сидит, скучает,
Слышит выкрик: "Вашу мать!"
Говорит: "Мне непонятны
Вашей речи обороты,
Объясните, сударь, внятно,
Что изволили сказать!

Муж заходит. Весь в слюне,
Рот разорван, зуба нет...
Кровь платочком вытирая,
Объясняет он жене:

- Дорогая, вы в прихожей,
Невнимательно разулись,
И оставили, похоже,
На проходе сапоги,
Я споткнулся, и в паденьи,
Голова моя коснулась
Полки из рогов оленьих...
Хруст зубов. В глазах круги!

Боль чуть позже отступила,
Вспомнил я, что эту полку
Ваша мама подарила,
Чтоб квартиру украшать...
Лишь сейчас, про полку понял:
Выбор сделан с чувством, с толком!
Вот, тогда я вслух и вспомнил,
Благодарно, вашу мать!

Когда-то я стану бабушкой,
Седой и корявой старушкой
В засаленном старом фартушке,
С привязанной к попе подушкой.
И, ползая неуверенно,
Себе помогая клюшкой...

Нет, нет, я совсем не уверена,
Что буду такой старушкой.

С зажатой в зубах сигареткой,
С блестящей сережкой в ухе
Я буду старой кокеткой
На зависть другим старухам.

Я буду внучке подружкой,
А внуку - партнершей в танце.
Я буду смотреть порнушку
И сочинять романсы.

Я расскажу своим внукам,
Пока им еще не известно,
Что жизнь - занятная штука,
Что жить так интересно.

Я их научу смеяться
В голос, а не украдкой,
Я их научу держаться
За жизнь эту мертвой хваткой.

И как-то снежной зимою,
Свой коньячок попивая,
Устало глаза прикрою,
Скажу: «Неплохо жила я».

И сложатся в холмик камушки,
Травой зарастет пригорок...
Когда-то я стану бабушкой,
Но, думаю, очень нескоро.

Подошёл к ней не спеша,
Рукой погладил, чуть дыша.
Она придвинулась, дрожа,
Тепла, задумчива, нежна...
Её глаза сияли синевой,
И взгляд так говорил о многом,
Я стал ласкать её рукой
И медленно раздвинул ноги...
Рука наполнилась теплом её груди,
Движенья вверх и вниз она ждала...
И трепет тут пронзил меня внутри,
И жидкость белая стекла...
И в этот миг я ощутил экстаз!
Так я доил корову в первый раз...