Звенит голосами рассветная тишь –
Пичуг разливаются звоны.
И кажется, будто вот-вот – и взлетишь
В зовущие певчие кроны.

«Примите нас в стаю, мы ваша родня –
Пернаты, крылаты, певучи,
Мы будем вам вторить, вот так же звеня,
А может быть, даже получше!»

Но птицы смеются – дрожит высота:
«Нам вашей подмоги не нужно!
Послушайте, как наша песня проста,
Естественна и ненатужна!

Куда вам, чьи песни – заслуга, трофей,
До музыки наших дыханий
Из крохотных легких, малюток-трахей,
Коротеньких наших гортаней!»

«Откройте нам, птицы, успеха секрет!» –
И небо светлеет от смеха:
«В нас есть только души, а разума нет,
Который для счастья – помеха!»

В непросохшем лесу, где березы в соку, и где почки
по-спиртному запахли, и прелью разит от земли,
вразнобой где-то глухо бренчат бубенцы на цепочке.
Ты лицо запрокинь – это просто летят журавли.
Что ты вздрогнешь, душа? Что ты, грустная,
вслушавшись в клекот,
что за радость расслышишь, какую отрадную весть?
Словно это к тебе, словно это они не пролетом,
и на ближней поляне сейчас собираются сесть.
А они пролетят – тонкой нитью, сквозной паутиной, –
пролетят, как приснятся, высоким небесным путем,
и рванется рука на стихающий крик журавлиный...
...Ожидаем, и любим, и в вечной разлуке живем.

В воде декламирует жаба,
Спят груши вдоль лона пруда.
Над шапкой зелёного граба
Топорщатся прутья гнезда.

Там аисты, милые птицы,
Семейство серьёзных жильцов...
Торчат материнские спицы
И хохлятся спинки птенцов.

С крыльца деревенского дома
Смотрю - и как сон для меня:
И грохот далёкого грома,
И перьев пушистых возня.

И вот... От лугов у дороги,
На фоне грозы, как гонец,
Летит, распластав свои ноги,
С лягушкою в клюве отец.

Дождь схлынул. Замолкли перуны.
На листьях - расплавленный блеск.
Семейство, настроивши струны,
Заводит неслыханный треск.

Трещат про лягушек, про солнце,
Про листья и серенький мох -
Как будто в ведёрное донце
Бросают струёю горох...

В тумане дороги и цели,
Жестокие чёрные дни...
Хотя бы, хотя бы неделю
Пожить бы вот так, как они!

Саша Черный

Хорошо быть певчею пичугой,
Скажем, жизнерадостным щеглом:
Щебетать над летнею округой –
Хоть в лесу, хоть в комплексе жилом,
Услаждая слух досужим массам,
Лирой чувства добрые будить…
Но с таким талантом и окрасом
Очень просто в клетку угодить…

Хорошо быть скромной и неброской
(Счастье не в красивости лица!)
Курицей простой и яйценоской –
Труженицей Свежего Яйца.
Только есть ли в людях благородство?
Максимум – в одном на миллион…
Чуть понизишь яйцепроизводство –
Попадешь немедленно в бульон…

Лучше уж вести вполне вольготный,
Без угрозы встретиться с ножом,
Образ жизни птицы перелетной –
Каждый год бывать за рубежом,
То на новом месте, то на старом…
Ох и утомляет смена мест!
У людей спросите: к двум пожарам
Приравняли люди переезд…

Быть и буревестником не худо:
Сверху на Земной взирая шар,
Видеть (не поверите!) оттуда
Чаек, и пингвинов, и гагар.
Жаль, что если люди вдруг услышат
Голос твой над морем в облаках –
Сразу черт-те что тебе припишут,
Обвинят в немыслимых грехах…

Шизель (Любовь Сирота)

Вторые сутки
Хлещет дождь.
И птиц как будто
Ветром вымело.
А ты по-прежнему
Поёшь,—
Не знаю,
Как тебя по имени.

Тебя не видно —
Так ты мал.
Лишь ветка
Тихо встрепенётся...
И почему в такую хмарь
Тебе так весело поётся?

Андрей Дементьев

Утром просыпаюсь,
Вот в деревне я.
Слышу из окошка
Песню соловья.
Сидит он на жасмине
Песенку поёт.
А жасмин от радости
Весело цветёт!

Что ты тискаешь утенка?

Он малыш, а ты - большой.

Ишь, задравши головенку,

Рвется прочь он всей душой...



Ты представь такую штуку -

Если б толстый бегемот

Захотел с тобой от скуки

Поиграть бы в свой черед?



Взял тебя бы крепко в лапу,

Языком бы стал лизать.

Ух, как стал бы звать ты папу,

И брыкаться, и кричать!..



Ты снеси утенка к утке,

Пусть идет купаться в пруд.

Лапы мальчика не шутки,

Чуть притиснешь - и капут.

Последний соловей клокочет над округой:
Подругу ли зовет, прощается с подругой,
Дробя речитативом полумрак.
Уж май отгомонил, и в гнездах прибавленье,
А он поёт, поёт в нелепом исступленьи,
Не может успокоиться, чудак!

Да ведает ли он, солист лесных подмостков,
Что минула пора любовных отголосков –
Взаимностью уже не наградят,
Что будет одинок до будущего мая…
И соловей замолк, как будто понимая
Ненужность запоздалых серенад.

Но, может, все не так и песня оборвалась
Как верный знак того, что счастье отыскалось
И можно строить долгожданный дом?
Запуталась в листве восторженная лира,
И будничный фальцет весеннего кумира
Порхает спозаранку над гнездом.

Ах, если бы не знать, что в мире все похоже
И поздняя любовь в гнездо стремится тоже -
Налаживать отсроченный уют.
Что позднею весной сладчайше пахнет тленом
Опавших лепестков ржавеющая пена…
Но люди соловьями не поют.

Феликс Кривин

Еще не знойны дни, и вечера свежи,
Но птичьи голоса восторженны и страстны,
И в холоде небес безумствуют стрижи,
Пронзительно чертя невидимые трассы.

Куда ни погляди – свобода быть собой:
Расчерчивать простор то прямо, то по кругу,
Сквозить и трепетать, чирикать вразнобой
И песней призывать безвестную подругу;

В зеленых дебрях крон, во глубине садов
Звучать на все лады, ликующе и слёзно…
Покуда ни забот, ни праведных трудов,
Покуда не пора смолкать и строить гнёзда.

Порядок птичьих дней расписан от и до,
Означен срок и край смятенья и экстаза.
А нам, счастливым, нет предела и указа.
Не дай мне замолчать, родимое гнездо.

Любовь Сирота