Тепла прощальная примета:
покинув скорбный дом земли,
небес пернатые поэты –
крылами машут журавли.
Пусть в песнях их и слов немного,
но в них и сердце, и судьба.
И тем скорей дойдет до Бога
их безыскусная мольба.
Не потому ли в мире грубом,
заслышав их "курлы-курлы",
мы лишь закусываем губы
и сердцем тянемся из мглы?..
Стриж – вроде ласточки-береговушки;
Тоже гнездится в крутых берегах,
В норках, на мягких пуховых «подушках»…
Только – увы! – при коротких ногах
Длинные крылья не могут позволить
В небо взлетать ему прямо с земли…
Как-то, детьми, мы на вспаханном поле
Мокрого, в глине, стрижонка нашли.
Тяжко карабкалась бедная птичка
По неглубоким краям борозды,
Крылья расправить не мог с непривычки
Маленький стриж под потоком воды…
Будучи поднятым вверх на ладони,
Радостно ввысь устремился малыш,
Словно бежал от опасной погони,
Прочь от темневших за пашнею крыш…
В местности нашей – стрижей изобилье;
Глинистый берег обрывист и крут –
Рядом стремительно чёрные крылья
Резкими взмахами воздух стригут.
Стриж над водою, от края до края,
Ловит еду для своей детворы;
Там, где промчалась стрижиная стая,
Долго не будут летать комары!..
Звенит голосами рассветная тишь –
Пичуг разливаются звоны.
И кажется, будто вот-вот – и взлетишь
В зовущие певчие кроны.
«Примите нас в стаю, мы ваша родня –
Пернаты, крылаты, певучи,
Мы будем вам вторить, вот так же звеня,
А может быть, даже получше!»
Но птицы смеются – дрожит высота:
«Нам вашей подмоги не нужно!
Послушайте, как наша песня проста,
Естественна и ненатужна!
Куда вам, чьи песни – заслуга, трофей,
До музыки наших дыханий
Из крохотных легких, малюток-трахей,
Коротеньких наших гортаней!»
«Откройте нам, птицы, успеха секрет!» –
И небо светлеет от смеха:
«В нас есть только души, а разума нет,
Который для счастья – помеха!»
Я – серая ворона;
Живу в высоких кронах,
В борах вечнозелёных
На ветках гнёзда вью.
Порой – гляжу спесиво,
Но – каркаю красиво,
Хрипящих переливов
Не спеть и соловью!..
Повсюду клювом лезу
(Он твёрже, чем железо!),
Могу я им прорезать
Любую кровлю крыш;
Ночую в дождь и стужу
Под снегом и над лужей,
Мне дом совсем не нужен!..
А ты – в кроватке спишь…
Услышишь ли щегла
в питомнике сирени –
и в сердце тает мгла,
и очи отсырели.
И в эту даль и ясь
восходят счастья ноты,
и буквицы, роясь,
стихов составят соты.
Над молодым хитом
щегла, восхода, строчки –
грохочет фаэтон
на неба синей кочке.
И в залежи пруда,
в слоях воды недвижной
в чешуйках сна звезда
всплывает еле слышно.
И голубой прострел
глядит темно и дико,
и голос отсырел,
и шепот громче крика.
Евгений Тищенко
Нет у педагогики конца,
У любви родительской – предела.
Высидеть цыпленка из яйца –
Это только половина дела.
Половина первая – не в счет.
Сбросит он скорлупки, как пеленки,
Но ведь надо высидеть еще
Курицу из этого цыпленка.
Высидела.
Можно отдыхать.
Это тоже трудно с непривычки.
Но не время крыльями махать:
Курочка твоя снесла яичко.
Над синим льдом и белой белизной,
над матрицей прозрачного простора,
над хрусткою крахмальною зимой,
что кончится не разом и не скоро,
над строгой повседневностью забот,
над резвостью забавы немудрёной –
застывшие оснеженные кроны,
сороки нескончаемый полёт.
Над страхом, над надеждою успеть,
попыткою остаться и сродниться,
над детским нежеланием стареть
висит, раскинув крылья, эта птица,
над бренностью, над бегом зим и лет,
над смутностью бряцанья нашей лиры,
над всем, что нас привязывает к миру,
над смертью и над тем, что смерти нет.
Светлана Холодова
Прозрачен март, и солнце раньше срока
Грозит последним снежным островам.
Грачиный табор прибыл издалёка,
Чтоб возводить шатры по деревам.
Не отдохнув еще от перелета,
Они шумят на кленах в вышине.
У них сегодня главная забота -
Как можно громче крикнуть о весне.
Ты не ищи сакрального значенья
В протяжных криках птиц над головой:
Они живут по Божьему реченью -
Плодят и множат род пернатый свой.
Слетев с гнезда поспешно спозаранку,
Повсюду рыщут, бродят и галдят
И целый день хлопочут, как цыганки,
Чтоб накормить пискливых цыганят.
На деревенской пашне и подворье
Они привычны, как домашний скот.
Они умчатся в зиму за три моря -
Мы не заметим дружный их исход.
И лишь весной познаем откровенье:
В прозрачном марте, в солнечных лучах
От счастья сердце вспыхнет на мгновенье,
Заслышав голос первого грача.
То Ли Кошка То Ли Птица (Валентина Белоусова)
Доброе дерево, старые ветви.
В листьях запутались шумные ветры.
Скольких птенцов под густою листвою
Ты укрывало от стужи и зноя!
Старые ветви ночами не спали,
Чтобы на землю птенцы не упали,
Чтобы им с дерева, словно с порога,
В синее небо открылась дорога.
Лето промчится, и перед зимою
Дерево птицам помашет листвою.
Будет потом ему сниться и сниться,
Как по весне возвращаются птицы.
Их не пугают опасные кручи,
Белые молнии, чёрные тучи.
Птицы на родину мчатся уверенно,
Зная, что помнит их доброе дерево.
Почему-то пеликана
Называют «баба-птица»,
Независимо от пола
(Что обидно для самца!);
Может, люди, как ни странно,
Видят сходство в чьих-то лицах
С пеликаньим клювом голым,
Хоть и острый он с конца?..
А под клювом этой птицы
Есть большой мешок для рыбы,
Он растягиваться может,
Не наполнится пока…
И, возможно, поместиться
В тот мешок и мы могли бы:
Как резиновая, кожа
Пеликаньего мешка.
На ногах у пеликана
Между пальцев – перепонки,
Чтоб за рыбой он умело
Мог и плавать, и нырять…
Он, наевшись, истуканом
Молча греется в сторонке,
Отдыхая между делом,
А потом – нырнёт опять…